— Расскажи-ка нам об этом, сэр! — попросил его Шурка.
Ленька соскочил с верстака и с упоением заговорил, махая руками:
— Я пробиваюсь в самую гущу, а тут какой-то беляк ка-ак толканет меня, а я ка-ак шарахнусь о Жердева-Бревнова, чуть не свалил его. От Жердева я мячиком отскочил прямо под ноги мировому судье. А уж потом начал локтями всех распихивать…
В другой раз Костя не дал бы ему много хвастаться, но тут мешать было нельзя: очень важное событие случилось.
— Иду и чувствую, что наступил на что-то, — задыхаясь от волнения, продолжал Ленька. — Ну, думаю, жертва! Нагнулся, а это флаг. Схватил его, но, вижу — кругом солдаты. Офицер этот высокий с меня глаз не сводит. Я, конечно, не растерялся, спрятал флаг за пазуху — и удирать. Длинноногий офицерик за мной, да где тут! А флаг, ребята, вот он!
Ленька, трепеща от гордости, выхватил из поленницы свернутое полотнище. Завороженные мальчишки почтительно развернули его. Оно было сшито из десятка ярко-красных флажков, какими пользовались на железной дороге кондукторы, стрелочники, дежурные по станции.
— Ну и отчаянный же человек повесил это знамя! — сказал Пронька, не зная, что восхищается своим отцом.
— Это сделал настоящий революционер! — пояснил Костя. — Таких людей знаете, как называют? Большевиками! Это мне папа рассказал.
— Ребята, — вмешался Кузя, — давайте узнаем, кто это сделал, и напишем ему письмо!
Васюрка радостно ударил Кузю по плечу.
— Ты у нас молодец! А что мы напишем?
— Что? — загорелся Кузя. — А вот что!.. «Дорогой герой, ты не сомневайся и не печалься! Мы нашли твое знамя и спрятали. Мы его принесем на станцию и укрепим на том же месте…»
— Когда, Кузя? — перебил друга Пронька.
— Не мешай! Конечно, тогда, когда вернутся красные! Слушайте дальше… «Мы с этим флагом будем встречать Сергея Лазо и всю Красную гвардию. Ваню Лежанкина — тоже. Ура!» и подпишемся так: «Молодые тайные революционеры». Здорово, ребята?
— Здорово! — за всех сказал Васюрка. — Ты молодец, Кузя, только тебе ума не хватает! Сам подумай, как мы найдем того человека?
Пока ребята спорили, Шурка свернул полотнище.
— Не надо его искать, — сказал он твердо. — Тот человек сам найдется, когда наши придут… Николай Григорьевич сколько лет молчал! Теперь так… Куда мы спрячем знамя?
— Я знаю, куда! — Костя вскочил с ящика. — Революционеры все закапывают в землю. Давайте возьмем старую посудину, положим туда знамя…
— Верно! — поддержал Шурка. — Закопаем в нашем огороде. Отсчитаем от сарая восемнадцать шагов…
— Почему восемнадцать? — удивился Кузя.
— А год у нас какой? 1918-й!
Шурка взял с верстака большую железную коробку с крышкой. На стенках коробки среди нарисованных цветов еще можно было прочесть: «Печенье Эйнем».
— Граф Кузя, тащи-ка с крыльца вон ту холщовую тряпку! — распорядился Шурка.
Кузя живо сбегал.
— А не попадет тебе от бабушки? — встревожился Ленька.
— Не попадет! — Шурка завернул знамя в тряпку, положил сверток в коробку и захлопнул крышку.
— Милорды, кто знает клятву?
— Я знаю! — выступил вперед Костя.
— Ты говори, а мы будем повторять за тобой! — предложил Шурка.
Костя взял коробку и прижал ее к груди.
— Клянусь! — произнес он, оглядывая товарищей.
— Клянусь! — негромко, но разом повторили все.
— Никто не будет знать!
— Никто не будет знать! — гудели за Костей парнишки.
Высоко подняв голову и зажмурившись, Костя продолжал клятву:
— Ни мать, ни отец! Ни дядя, ни тетя! Ни брат, ни сестра! Ни живой, ни мертвый! Провалиться мне на этом месте! Утонуть в трех речках! Сгореть в семи огнях! Никто не будет знать! Клянусь!
Костя передал Шурке коробку, и все направились в огород. Остался один Васюрка, он начал катать Витьку в тележке, чтобы братишка не побежал за ребятами. Но никто не заметил, что в узкие щели забора во двор Лежанкиных давно уже смотрела пара чьих-то глаз…
В огороде Шурка отмерил от сарая восемнадцать шагов, провел пяткой черту против старого столба.
— Копайте здесь!
Копали по очереди.
— Еще хорошо бы клятву кровью написать! — сказал вдруг Кузя, поглядывая на коробку.
— Мы не разбойники и не индейцы! — сухо обрезал его Костя и взял у Леньки лопату.
Яма скоро была готова и коробка зарыта. Шурка вырезал перочинным ножом на столбе: «23/VIII 1918 г.».
Вернулись под навес. Два глаза по-прежнему наблюдали в щель за всем, что делали «молодые тайные революционеры»…
Перед тем, как разойтись, Костя сказал:
— Тут часто собираться нельзя. Как бы кто-нибудь не подглядел. Я думаю… Вот у Васюрки в огороде есть баня заброшенная. Туда можно приходить через заборы… Ты, Васюрка, не против?
— Не!
— Так! — сказал Шурка. — Это хорошо, джентльмены. А Витька не выдаст?
— Ему надо что-нибудь давать, и он никому ничего не скажет, хоть тресни!
— Я ему саблю с ручкой сделаю… Как шпага будет!.. Теперь выходите по одному! У нас с Костей военный совет.
А тот, кто смотрел в щель, имел и уши…
Когда Костя пришел домой, семья обедала. Дяди Фили не было. У порога стоял отцовский сундучок. Костя приподнял его. «Легче стал… Раздал папа подарки от зайчика».
«Компашка», как называл машинист Храпчук свой маневровый паровоз с широкой трубой в виде шляпы, стоял на последнем станционном пути. В круглых фонарях около трубы и над буферами горели керосиновые лампы, они мигали в ночной тьме, слабо освещая рельсы. В ожидании маневровой работы «компашка» (это название пошло от старинной марки локомотива Компаунд) попыхивал дымом и чуть-чуть посвистывал паром.