С отцами вместе - Страница 129

129

Крикуна поддержали:

— Мы тут Прохора пока подержим, он драться не будет!

Лукерья уже выскочила в окно и, не чуя под собой ног, побежала домой. У ворот ее догнали крупные капли дождя.

В суфлерской будке плакала Анна, а за ее спиной зрители шумно обсуждали пьесу и происшествие с Лукерьей. Все для них было необычно, интересно. И вдруг, когда Андрей Котельников уговаривал Анну вылезть из укрытия, над клубом что-то загрохотало, как будто какой-то великан протопал по крыше и рассыпал за собой камни. В следующее мгновение все поняли, что это гром — сильный и раскатистый. В окна из темноты бросилась молния, с порывом ветра ударила дождевая струя. Люди заторопились к выходу. Впечатления от первого спектакля смешались с радостным чувством, рожденным грозой. Она тоже была первая, первая после весеннего сева. Мужчины и женщины бежали по улице, по-детски восторгались дождем, не боясь испортить нарядных рубах, кофт и юбок. Некоторые останавливались, поднимали голову вверх, подставляли лицо небесному потоку.

Раскаты грома удалялись, а дождь все усиливался. «Кругом заморочало, заненастит надолго», — сказал про себя Прохор. Он не торопясь шел к дому, похлопывая кнутовищем по ичигу. Дорога жадно впитывала влагу, кое-где уже блестели лужицы. «Напьется земля досыта», — радовался Прохор. Проезжая днем по полям, он видел потускневшие всходы пшеницы. И только на комсомольской десятине зелень тянулась к солнцу быстрее, чем на других пашнях, была выше и гуще. «Ребята собирались поливать, теперь не надо…» Дед Ефим считает семена пропавшими. Повезти бы его в поле да показать хлеба. Пусть смеются мужики. Прохор дал комсомольцам зерно не взаймы и не за деньги, а так — для почина доброго дела… Еще недавно он обещал снять шкуру с сына Андрюшки, если тот запишется в комсомол, а сейчас молчаливо помогал ему. Прежде слушал Прохор сказки Петухова о том, что будто у комсомольцев отрастают рога и хвосты. Больше не слушает. У мужика своя голова на плечах, и она соображает, куда ведет ячейка молодых. Комсомольцы сделаны из того же крестьянского теста, но на большевистской закваске. И закваска та — добрая, Прохор видит. Обидно, что Лукерья запуталась на спектакле, это он, Прохор, невольно сбил ее. Он же в душе гордился ею. Знал он, что жена по вечерам бегала в клуб на репетиции, да виду не показывал. Еще никогда и нигде так не бывало, чтобы неграмотная крестьянка вышла на сцену перед всем народом, поборола страх в котором жила вечно…

* * *

В комнате было душно. Анна распахнула окно в палисадник… Ух, какой дождь! Старая береза принимала холодный душ, сбрасывая с ветвей серебристые брызги. С крыши в бочку, булькая, стекал ручеек. Анна протянула ладони, набрала полную пригоршню воды и освежила заплаканное лицо… Волнение улеглось, можно спокойно все осмыслить… «Еще одну кочку перескочила», — подумала Анна. Кочками она называла трудности и неприятности в жизни. На ее пути они попадались часто, особенно в последние годы… Родилась и росла Анна в уездном забайкальском городке. Не гладкой была дорога в детстве. О первую кочку запнулась в семилетнем возрасте, когда умерла мать. В памяти осталось немного: бледная и худая женщина слабо сжимает пальцы и чуть слышно говорит: «Аннушка моя, Аннушка». На другой день, увидев мать в гробу, девочка убежала к реке и спряталась в тальниковых кустах…

Отец, почтовый служащий, мечтал о том, чтобы дочь вышла в люди. Но понимал это однобоко: «Вырастет дочурка, замуж ее выдам, тут и счастье ее». А девочка еще играла с соседскими мальчишками в лапту и сыщики-разбойники, тайком от отца отправлялась в ночное пасти лошадей, учились ездить на них верхом… Шли годы. Девочка превратилась в девушку, ходила с парнями в кедровник добывать орехи, хорошо стреляла из дробовика и берданы. Вечера и часто ночи проводила за книгами. Любила читать о героях, которые умели служить народу верой и правдой. Роман «Овод» перечитала несколько раз…

Закончила учительскую семинарию. Отец усиленно поговаривал о замужестве, уютном семейном гнездышке. Анна решила учительствовать в деревне. В Осиновке, куда она приехала осенью 1917 года, кочки вырастали одна за другой… На скромное свое жалованье выписала волшебный фонарь, показывала детям картинки. Однажды в школу ворвалась пьяная компания. Фонарь сломали на куски, картинки на стеклах растоптали. Анне заявили: «Не совращай ребятишек!» Стала по воскресеньям собирать крестьян и читать им стихи Некрасова. Местный поп зашел к ней на квартиру и пригрозил: «Брось крамолу! Мужикам и бабам надо читать священное писание». В тот же вечер какие-то парни жестоко избили Анну на улице. Как-то летом следующего года над деревней разразилась страшная гроза. Молния зажгла скирду хлеба, сложенную в огороде купца Петухова. Хлеб сгорел. Ночью мужики срубили в школьном дворе столб с приборами для наблюдения за природой. Столб посчитали причиной пожара. Сам Петухов сказал Анне в лавке: «Не гневи бога, а то из деревни выживем!» И вот клуб в поповском доме. Это всем кочкам кочка. И ее одолела Анна…

Как хорошо получилось! Такое совпадение: спектакль и гроза. Хорошо, что сначала спектакль, потом гроза. «Вот так „наказание господне“»! Спектакль пошатнул стену предрассудков, а дождь еще сильнее подмывает ее. Не жалко затраченного труда, не стыдно слез… В жизни, как в недосмотренной сегодня пьесе. Сильные и смелые держатся на гребне революции. Подлецы и трусы идут ко дну, они еще будут барахтаться в волнах и, может быть, утопят кого-нибудь из тех, кто учится плавать, но им все равно не добраться до берега… Всю весну не приезжал Митя Мокин, а так хочется поделиться с ним нахлынувшими мыслями. Поставить бы сейчас самовар, и чтоб неожиданно распахнулась дверь… И вошел бы промокший до нитки Митя! Можно было бы пить чай и всю ночь под шум дождя разговаривать о будущем…

129