С отцами вместе - Страница 144

144

Его ответ напомнил Анне беспокойную поездку на уездный съезд в теплушке бывших политкаторжан, ночевку в общежитии, где Митя впервые назвал учительницу Аннушкой.

— А почему не писал? — помолчав, спросила Анна.

Митя посмотрел на свои руки.

— Знаешь, какой я грамотей!.. А про тебя всегда думал…

— Что думал? Скажи, если написать не мог.

Их глаза встретились. Анна поняла, что сказать ему еще труднее, чем написать. А он вдруг схватился за вожжи, натянул их. Лошадь остановилась.

— Ты что? — тихо спросила Анна.

Митя молча привлек ее к себе и поцеловал в маленькие горячие губы. Она не оттолкнула его, а легко отстранила, концом вожжей стегнула лошадь.

— Н-но! Постой еще у меня!

Колеса прыгали по корням, ранили их железными шинами, переезжали, не имея силы перерезать пополам. Телегу затрясло, Митя сидел ни живой, ни мертвый, боясь взглянуть на Анну. Скажи она хоть слово возмущения, он спрыгнет с телеги и убежит неизвестно куда. Но Анна не упрекала его, а только все время погоняла лошадь, словно хотела скорее удалиться от того места, где Митя без слов сказал все. Конечно, когда-нибудь в другой раз она нарочно задержится здесь и вспомнит, как это было. Митя стыдился заговорить с ней. А ведь он, собираясь в Осиновку представлял себе, как все будет. Вот он рассказывает Анне все, что узнал от Блохина о его юности, тяжелой жизни и любви, о том, как в сибирском селе состоялось венчание политических ссыльных Владимира Ульянова и Надежды Крупской. Лишь после всего этого можно сказать, как ему трудно без Анны… А все вышло не так. Целовать и не думал. Разве можно теперь начинать разговор. «Я на обратном пути все ей скажу, только бы она не обиделась», — успокоился вдруг Митя. Так и ехал молчком…

Заимка стояла на склоне горы. Из незастекленного маленького оконца избушки за ними наблюдал Химоза. Лошадь не петуховская — это он сразу узнал, едет кто-то чужой. Если ищут его, то почему так неосторожно? «Во всяком случае, просто не дамся». Химоза вынул из бокового кармана пиджака револьвер, вышел из избушки и скрылся среди толстых сосен.

Митя и Анна прошли сразу к сколоченному из драниц и накрытому лиственничным корьем сарайчику. Из железной трубы валил дым, поднимаясь высоко к небу. В сарайчике и был устроен самогонный завод Петуховых. Из краника аппарата в огромную бутыль сбегала мутноватая жидкость. Большим поленом Митя разбил аппарат, выкатил из сарайчика и опрокинул на землю кадушку с приготовленной бардой. Анна осматривала сарайчик. В дальнем углу она увидела прикрытую драницами яму. Прикладом винтовки отбросила одну драницу. В яме лежали мешки с зерном. Анна позвала Митю, он спрыгнул в яму и крикнул оттуда:

— Выливай самогон, а я мешками займусь!

Прислонив к стене сарайчика винтовку, Анна взяла две полные четверти, вынесла их в сосняк, стукнула посудиной о посудину, и они со звоном разбились. В руках остались лишь горлышки четвертей. Анна не заметила, как от дерева к дереву, приближаясь к ней, переходил Химоза.

Один за другим раздались два выстрела. Митя сбросил с плеча мешок, поднялся на руках из ямы и выскочил из сарая. Среди молодых деревьев лежала Анна. В правой руке был зажат платок. Видимо, Анна сорвала его с головы, когда падала. Митя склонился над ней.

— Кто тебя, Аннушка? Кто?

Девушка молчала. Митя выдернул из ее пальцев платок, трясущимися руками наскоро сложил его в полоску, как бинт, и, не завязывая, обернул вокруг головы, чтобы прикрыть рану на виске. Затем осторожно, словно спящего ребенка, поднял Анну с земли. Огляделся вокруг. Ни души. Только лес. Сосны тревожно шумели вершинами. Не чувствуя на руках тяжести, быстро понес девушку к телеге. Белый платок с крупными пятнами свежей крови зацепился одним концом за ветку молодой сосенки и повис на ней. Но Митя не заметил этого. Шел он как слепой, как во сне. Только подойдя к телеге, вздрогнул: телега почему-то напомнила ему гроб. Опуская Анну на доски, он уставился в бледное, с закрытыми глазами лицо девушки. И тут впервые, кажется, в его душу закрался страх. В голове пронеслась давнишняя картина похорон Капустина: могильный холм, несвязные речи, салют из винтовок. Митя приподнял Анну, присел рядом, одной рукой придерживая ее за плечо, а другой дернул вожжи.

Митя не видел ни чистого неба, ни леса, среди которого пролегала дорога. Он только погонял лошадь. Телега часто подпрыгивала на толстых корнях. После каждого толчка Митя склонялся к Анне и приговаривал:

— Потерпи еще немножечко, Аннушка!

Ее голова склонилась на грудь, кровь медленно капала на кофточку…

Против высокой толстой сосны с засохшей вершиной телегу сильно тряхнуло. Мите показалось, что Анна застонала. «Мучается, бедняжка, больно ей», — забеспокоился парень и остановил лошадь. Он встал с телеги, держа на руках Анну, и пошел по обочине дороги, рядом с пустой подводой. «Как я, дурной, раньше не догадался».

Версту или две нес он Анну, не чувствуя, как немеют от напряжения его сильные руки. Заглядывая часто в бледное лицо девушки, Митя все ждал, что она откроет глаза и скажет хоть слово… Когда показалась река, Митя понял, что скоро будет деревня. «Что же я? Надо быстрее!..» Снова сел на телегу, боясь выпустить из рук дорогую ношу. Подводу уже не трясло, она катилась по ровному берегу.

За поворотом, откуда хорошо была видна Осиновка, Митя своей широкой ладонью ощутил, что тело Анны остывает, и еще сильнее погнал лошадь.

По улице за телегой бежали дети и взрослые. К избушке, где жила фельдшерица, скоро собралась большая толпа. Люди ждали, тихо перешептываясь между собой.

144