С отцами вместе - Страница 15

— Где уж ей! Она шпионить не умеет… А как мы сегодня на кладбище пойдем?

— Ты ведь на сеновале спишь? Я отпросился ночевать к тебе… Как стемнеет — удерем через огороды. Только по шпалам надо идти — веселее…

Хохряков принес в котелке смолы и велел Проньке развести костер. Из-под навеса вытянули лодку, перевернули ее вверх дном. Ребята затыкали щели паклей и заливали их растопленной тягучей смолой. Проньку так и подмывало спросить отца, куда он собирается плыть и не возьмет ли его с собой, но пришлось помалкивать, потому что предстояла ночная разведка на кладбище.

Когда отец снял с чердака «козу», Пронька вздохнул, поняв, какого увлекательного занятия он сегодня лишился. «Коза» — это изогнутый, примерно в сажень длиной, железный прут. На одном конце его, тоже из железных, но более тонких прутьев или полос устроено гнездо; в гнезде разводится огонь. «Коза» укрепляется на носу лодки. Лодка плывет по неглубоким местам, и огонь просвечивает воду до самого дна. Один рыбак находится на корме, он очень осторожно, не булькая, толкает лодку шестом, а другой рыбак держит в руках острогу. Увидев притихшую, сонную рыбу, он резким ударом вонзает в нее острогу… Черт возьми, как же быть? Вот бы поехать!.. А кладбище?..

Пронька с тоской смотрел на то, как отец складывал в мешок маленькие поленья и щепки, нарубленные из сосновых смоляных пней.

— Пронька, выкатывай, тележку, — распорядился отец, — повезем лодку на берег.

* * *

Осенью небо в Забайкалье по ночам светлое, звездное. Звезды засматриваются на земную красоту, срываются и летят вниз, оставляя за собой тонкий красный хвост. Случается, что летят они одна за одной часто-часто, как будто играют в догонялки. Люди только удивляются: миллионы лет падают звезды, а на небе их по-прежнему столько, что и не пересчитать…

Думал об этом и Никифор Хохряков, когда сидел у подножья высокой каменной дамбы, которая защищала полотно железной дороги от размывов. Река тут делала крутой поворот и без устали колотилась о берег.

На воде покачивалась лодка. В гнезде «козы» полыхал небольшой костер, смолье трещало, в реку падали угольки. Они шипели и, угасая, пускали маленькие струйки дыма. Казалось, что это весело бегут пароходики. Огонь освещал дно, и были видны все камешки, разбросанные по песку…

— Ну как, капитан, готов корабль?

Из-за кустов неслышно появился Храпчук. В мягких ичигах с высокими голенищами, в теплой куртке, перетянутой широким ремнем, и в кепке, он выглядел значительно моложе своих лет.

— Можно отплывать, — сказал Хохряков, прыгая в лодку, — подай-ка груз, старина!

Старик протянул сначала острогу, а затем какой-то сверток.

— Оно? — еле слышно спросил Хохряков.

— Оно! Я его завернул в клеенку с портретами всей царской фамилии да еще в обрубок водосточной трубы упаковал…

Хохряков встал на корме, подбросил в огонь несколько полешков, взял острогу, и лодка медленно подалась вверх по течению. Старик умело вел лодку, она не вертелась на воде, не прыгала вперед сильными рывками, а шла ровно, без шума. Шестом машинист действовал, как легкой палочкой.

Сразу же за дамбой Хохряков заколол большого усатого налима. На подходе к перекату острога вонзилась в спину серебристого ленка… Рыбаки разговаривали редко и негромко. Когда свернули в узенький заливчик, Хохряков предложил остановиться у кустов и немного отдохнуть. Покуривая цигарку, он вспомнил о сыне:

— Пронька мой любит такую рыбалку, а взять его не пришлось.

— Еще успеет, — добродушно сказал Храпчук, — сейчас, небось, спит себе без задних ног!

А Пронька и Кузя шагали по линии железной дороги в одних рубашках, босиком. Чтобы их никто не заметил, они выбрались на полотно за выходным семафором. Участок пути здесь был трудный, до самого кладбища тянулся крутой подъем. Некоторое время мальчики двигались по шпалам и старались «держать ногу», но расстояние между шпалами было неодинаковое, и поэтому шаги получались неровные, то широкие, то узкие. Тогда Пронька и Кузя перешли на междупутье, там сразу стало легче: ступать мягко и не собьешься с ноги…

Ночь светлая, а все-таки страшно. Кузя ухватился за Пронькин ремень. Идут они молча. «Какой он, этот Прошка, — думает Кузя, — идет и не оглядывается, наверное, один бы на кладбище пошел…» Дома ночью хорошо — спишь себе и не видишь, какие страхи кругом. А тут… Луна большая-большая, на ней ясно видны темные пятна, они похожи на две человеческие фигуры. Говорят, это Каин поддел на вилы Авеля. Надо долго смотреть на луну и обязательно увидишь их. Одна звезда сорвалась с неба и покатилась вниз. Кузя убавил шаг — вдруг звездочка упадет прямо на линию, недалеко от них. Но звезда уже потухла. Кузя с опаской озирается по сторонам…

Позади осталась освещенная немногими фонарями станция. Справа, совсем рядом, пугают темнотой скалистые горы. Слева — откос, там, внизу, тихо бежит река. Разведчикам далеко видно, как она извивается и блестит под луной. По реке ползает много огней — это горят костры на лодках. Другие пылают на одном месте, высоко бросая горсти искр, — это ночуют на берегах рыбаки…

— А что мы будем там делать? — спросил Кузя.

Пронька, поглядывая на речные огни, представлял себя с отцом в лодке и не понял вопроса.

— Где? — спросил он.

— Ну, там! — Кузя показал рукой вперед, ему не хотелось произносить слово «кладбище».

— Пройдем по могилам, заглянем в сторожку Матроса.

— Зачем мы пошли-то?

— Не понимаешь, что ли? Это называется… Как же называется?.. Погоди… вот забыл…

Пронька не успел вспомнить нужное слово. Где-то за кладбищем раздался резкий гудок паровоза.