У ворот его ждали Эдисон, Индеец, Пронька и Кузя. Васюрку мать не отпустила.
— Пошли быстрее, — торопил изобретатель, поправляя на плечах веревочные лямки походного мешка.
У соседнего дома стояла Вера Горяева.
— Куда это вы, таинственные герои? — спросила она с усмешкой.
— Мы с бабами не разговариваем! — огрызнулся Ленька Индеец, засовывая большие пальцы в карманчики поношенного отцовского жилета.
Вера даже не взглянула на своего постоянного обидчика.
— А я все знаю про вас!
Эдисон остановился, придерживая за руку Костю.
— Что вам известно, синьорина?
— Вы же в кедровник пошли!
— А тебе завидно?
— Ну, что вы там застряли около девчонки? — крикнул Индеец.
Эдисон побежал. Вера смотрела на Костю и улыбалась.
— Принесешь мне шишку?
Костя весело кивнул и бросился догонять товарищей.
Шли легко и быстро. Стоял один из тех дней, когда забайкальское осеннее солнце по-летнему согревало землю.
У подножья Лысой горы, где каждое лето буряты устраивают религиозный праздник, Эдисон объявил первый привал.
— Закурить бы! — нерешительно предложил Индеец, косясь на Костю. Но тот не услышал. Он глядел на синеющий вдали хребет. Любил он свои родные места, леса и горы.
— А табачок у тебя есть? — изобретатель подсел к Индейцу.
Ленька извлек из кармана красную пачку с изображенной на ней золотой каской.
— Японские! — увидел Костя. — Откуда они у тебя?
— Не бойся, не воровал. Сигареты валялись, ну, я и того… нашел их!
— Где? — не отставал Костя.
— В классе, где же больше! Открыл печку, смотрю, а там две пачки.
— А зачем ты в печку нос совал?
— Зачем, зачем! — сердился Индеец. — Видел, как туда положили, вот и совал!
— Какой же ты все-таки несознательный, Ленька! — расстроился Костя.
— Ладно, теперь все равно! — примирительно сказал Эдисон. — По-хорошему Индейцу всыпать бы надо, но на первый раз простим — добро японское, а не наше.
Он прикурил, затянулся и, не выпуская дыма, быстро произнес:
— Баба печку не топила — дым не шел, баба печку затопила — дым пошел!
И с последними словами выпустил дым тонкой струйкой. Индеец попробовал сделать так же, но, выпучив глаза, закашлялся. Все посмеялись над ним, потом улеглись на высохшую траву, залюбовались безоблачным небом.
— Говорят, что самое голубое небо в Италии, — сказал Костя. — Врут все! Побывали бы у нас…
— Гуси! Гуси летят! — закричал Кузя, показывая рукой вверх.
Высоко треугольником проплывали с криком гуси. Ребята смотрели до тех пор, пока крылатые путешественники не скрылись из виду.
Тронулись дальше. За Лысой горой начиналась падь. В самый конец ее и надо было пройти, чтобы подняться по крутым тропам в кедровник.
Кузя достал ломоть черного хлеба, начал есть.
— А как, ребята, медведь сейчас в кедровнике шатается?
— Не бойся, Кузя, у нас пушка есть! — успокоил Шурка и, всех изумив, извлек из-под рубахи револьвер.
Мальчишки остановились, окружили Эдисона.
— А он настоящий? — сомневался Кузя.
— Конечно! Системы Смит-Вессон! Шестизарядный!
Индеец подержал револьвер в руках.
— Ух, тяжелющий какой! А ты стрелять умеешь?
— А то нет?! Я вот накоплю побольше патронов и махну на восток Ваню разыскивать, вместе с ним воевать буду!
Все с завистью посмотрели на изобретателя.
— Да, — вздохнул Кузя, — с такой пушкой везде проберешься!
Он потер переносицу и добавил:
— Воевать интересно, только, наверное, страшно, когда тебя убивают!
— Смотрите, кто-то едет! — закричал Пронька.
Маленькая пегая лошадь-монголка тянула через речку телегу. Ею правил пожилой бурят с трубкой во рту. Рядом с ним сидел худощавый русский в железнодорожной фуражке и брезентовом плаще. Лица третьего седока не было видно. Он был в полушубке, в новой бурятской шапке с голубым верхом и красной кисточкой на острой макушке.
— Мендэ! — крикнул Костя.
Бурят приветливо помахал рукой и стегнул лошадь.
— Это Цыдып Гармаев, наш знакомый, — сообщил друзьям Пронька, провожая глазами подводу…
У самой тропинки стоят два толстых кедра. Кто-то давно устроил здесь балаган-навес: лиственничной корой закрыта одна сторона, чтобы только схорониться от дождя. Вся внутренность нехитрого жилья на виду. Рядом с балаганом остатки прошлогоднего костра — затвердевшая зола и черные головешки.
— Пришли! — сказал Эдисон и снял с плеч мешок.
Все изрядно устали, но изобретатель отдыхать не дал.
— Таскать дрова, леди и джентльмены! Ночевка в лесу холодная…
Как раз в это время директор школы на заседании педагогического совета зачитывал акт. В нем говорилось, что группа детей большевистски настроенных родителей совершила нападение на хозяйственный склад одного из отрядов пятой японской дивизии и разгромила его. Позднее, когда офицер японской армии Цурамото в сопровождении нескольких нижних чинов явился в школу для проведения следствия, те же большевистские элементы избили его…
— Господа, — сказал директор, закончив чтение, — мы должны всесторонне обсудить этот, из ряда вон выходящий, факт и строго, я бы предложил, сурово наказать виновников.
— А кто виновники? — опросила Лидия Ивановна.
— Сие обязаны установить мы! — ответил за директора отец Филарет, поглаживая черную бороду. — А раньше всего надлежит выслушать пострадавшего.
Цурамото поднялся с кресла, приложил руку к сердцу и поклонился сначала священнику, потом всем присутствующим. Лицо его расплылось в улыбке, обнажился верхний ряд золотых зубов. В руке он держал очки с одним стеклом, на его переносице торчало пенсне.