Костя набрал охапку дров, отнес их в избу и, довольный, вернулся во двор.
— Я тебе… Мы тебе всегда будем помогать! — смущенно сказал он.
От Веры ребята отправились на катушку-круговушку. Устроили они ее еще в рождественские дни. Во льду реки вырубили небольшое круглое отверстие, воткнули в него до самого дна толстый лиственничный кол. Мороз прихватил его намертво — не раскачаешь. Над ледяным полем кол возвышался аршина на полтора. К колу железной скобой прикрепили длинную жердь. К тонкому ее концу привязали салазки. Жердь вращают вокруг кола, и она описывает круг вместе с салазками. Салазки крутятся с такой быстротой, что захватывает дух и кружится голова. Не всякий может долго усидеть на салазках, многие падают. Зато удивительно весело!
Первым начали катать Витьку Чуракова. Он быстро слетел с саней, и бухнулся в снег. Поднимая свалившуюся с головы шапку, Витька закричал:
— Японцы идут!
С дороги к катушке свернули офицер-переводчик Цурамото и один солдат. Оба они были в меховых пальто до колен, в шапках-ушанках, в шубных ботинках и рукавицах. У солдата на поясе висел в ножнах винтовочный штык, офицер в правой руке держал аккуратную, размером с ученическую тетрадь, папку, обтянутую кожей. Японцы только что ходили по избам Зареченского поселка. Цурамото спрашивал, что такое пельмени, заслонка, сковородка, делал какие-то записи, перелистывал книги и тщательно разглядывал фотографии, некоторые из них бесцеремонно забирал себе…
Парнишки сразу же окружили японцев. Цурамото, улыбаясь, сказал, что он давно изучает быт русских людей, особенно его интересуют игры сибирской детворы, поэтому он хочет сейчас посмотреть, как развлекаются мальчишки. А у зареченцев была шалость: если кто-нибудь зазевается, к нему сзади подкрадывается и присаживается у ног парнишка, другой легонько толкает зеваку, и тот падает. Витька Чураков вспомнил об этой шутке, зашел к Проньке с тыла и присел на корточки. Ленька Индеец толкнул «жертву». Увидев распластавшегося на снегу Проньку, японцы рассмеялись. Цурамото спросил, как называется такая игра. Ребята переглянулись.
— Лети вверх тормашками! — нашелся Костя.
— А это что такое? — Цурамото показал на сооружение из жерди и привязанных к ней салазок.
— Катушка! — продолжал пояснять Костя.
Цурамото покачал головой, недоверчиво оглядел Костю, скривил губы.
— Неправильно! — сказал он резко. — Какая катушка? Где же нитки?
Парнишки дружно захохотали.
— Растолмачь ему, Костя!
Костя сказал, что катушка происходит от слова катать.
— Понимаю! — снова заулыбался Цурамото. — Я в Харбине окончил русское коммерческое училище!
Неожиданно для детей, офицер начал рассказывать насколько хорошо он изучил русский быт. Изображая замерзающего на улице мужика, он приплясывал, размахивал руками, хлопал рукавицей о рукавицу. Ребята заливались смехом. Они не знали, что этот добродушный на вид офицер менее суток тому назад приколол штыком умирающего смазчика Горяева. Никто не заметил, как подбежал Кузя, сначала он что-то пошептал Васюрке и Проньке, потом Косте и Леньке Индейцу… Оказывается, Цурамото и сопровождающий его солдат побывали и в доме Зыковых. Кузя ходил в лавочку за спичками, а когда вернулся, мать плакала — японцы унесли фотографию Кузиного отца и его последнее письмо с фронта.
Цурамото показывал, как ходит русский пьяный, но уже никто не смеялся.
— Садитесь, мы вас покатаем! — предложил Костя.
Офицер передал папку солдату, сел верхом на салазки. Жердь быстро завертелась по ледяному кругу. Японца быстро, как ветром, сдуло на снег. Он упал, смешно задрав ноги. Но Косте и его товарищам этого было мало.
— Еще, пожалуйста! — упрашивал его Костя.
Цурамото лег на салазки, уперся ногой в поперечину на полозе, а руками ухватился за жердь.
— Прокатим на совесть! — сказал Васюрка. Крутить жердь ему помогали Костя и Ленька Индеец.
Солдат, посмеиваясь над Цурамото, стоял в окружении ребятишек и держал под мышкой папку. Пронька тихо обошел японца и согнулся у его ног. Кузя толкнул солдата. Перевернувшись через Проньку, он сильно ударился головой об лед. Раздался хохот. Солдат посидел немного, потрогал голову, медленно поднялся, посмотрел на смеющуюся детвору и вдруг выдернул из ножен кинжальный штык. Дети бросились врассыпную. Солдат погнался за Кузей. Он взбежал на крутой берег, солдат вскарабкался туда же. Тогда Кузя на ногах скатился по ледяной горке обратно на реку и бросился к ближайшей огородной изгороди. Солдат в нерешительности потоптался перед ледяной горкой, а потом решил съехать на ногах, как Кузя. Без привычки он сразу же упал, ударился лицом и на животе съехал вниз. Из носа японца бежала кровь, выпавший штык укатился далеко вперед…
Костя, Васюрка и Ленька Индеец, катавшие Цурамото, увидели погоню за Кузей.
— Крути дальше! — крикнул Костя.
Если остановиться, то Цурамото может прийти на помощь солдату, догоняющему Кузю. Цурамото судорожно обнимал жердь и что-то кричал по-японски. А салазки бешено вертелись по кругу, упасть сейчас с них — значит искалечиться. И японец вопил благим матом.
— Крути! — кричал Костя.
Но когда Кузя, а за ним и солдат скатились на реку, Костя скомандовал:
— Уходить по одному!
Это означало: пока салазки с японцем совершают оборот, надо проскочить перед ними за пределы круга. Вот уже оставил жердь Васюрка, вот забарахтался на снегу Ленька Индеец. Костя, продолжая толкать перед собой жердь, перебирал по ней руками, подвигаясь ближе к салазкам, на которых с искаженным лицом лежал Цурамото. Оторвав руки, Костя пропустил салазки и пересек круг. Круговушка еще несколько раз прокатила офицера, и, наконец, салазки остановились. Но Костя не видел этого, он вслед за Ленькой бежал к огородам. «Укатанный» ими Цурамото, шатаясь, как пьяный, брел к дороге. Гонявшийся за Кузей солдат прижимал к носу окровавленную рукавицу и полз на четвереньках по льду к укатившемуся штыку. А папка с фотографиями была у Проньки, который раньше всех перебежал на ту сторону реки и скрылся в Теребиловке.