Первый раз развернул Федя перед собой бумажку и прочел выписанные из газеты строки: «…Брошенная в массу рабоче-крестьянской молодежи искра не потухла. Под спудом семеновской реакции она медленно, но неуклонно разгоралась…»
— Никто не потушит наши искры, — заканчивал Федя свой доклад. — Крикунов мы, большевики, видали всяких и не боимся их. Наша все равно возьмет! Идите к нам, парни и девчата. Вперед, товарищи!
Федя сел на лавку и посмотрел на толстомордого, тот показал ему большой волосатый кулак. В классе качались людские головы, слышался негромкий говор, будто по полю пробежал легкий ветерок и пошевелил пшеницу. Председатель ревкома достал красный, уже захватанный руками кисет, свернул цигарку.
— Задавайте вопросы, товарищи гражданы!
Его обращение потонуло в общем гуле. Курильщики полезли за табаком, кисеты пошли вкруговую. Удушливый дым от зеленухи-самосада поднимался к потолку, закрывая собой подвешенную на проволоке лампу без стекла.
Рябой парень, стоявший у печки, неожиданно обратился к Феде.
— А с чем едят твой комсомол?
— Запишись и узнаешь! — запросто ответил докладчик.
К столу пробился сутулый крестьянин в дубленом полушубке.
— Вот так… Допустим, мой сын вошел в комсомол. Какое ему жалованье положите?
— Мы работаем на общество, бесплатно! — сказал Федя.
— Задарма, значит? — Крестьянин покачал головой и отошел от стола, приговаривая: — Нет, так не пойдет!
— А ты порядись с ними, Агафон! — закричал с табурета толстомордый. — Глядишь, и выжмешь из большевиков целковый!
С лавки у окна поднялся мужчина в заплатанной тужурке и махнул шапкой.
— Вот такой вопрос!.. Вы бы нам мануфактуры привезли, керосинчику да соли, а мы бы вам сыновей в комсомол представили. А так жалко ребят отдавать.
Крестьянин в дубленом полушубке радостно поддержал.
— Правильно рассудил человек, так и я согласен!
Он еще постоял, поглядел на приезжих и добавил:
— Тут вот какое дело… В газетке писали про такую машину — трактор. Будто ворочает она землю за много лошадиных сил. Вы привезите-ка один трактор да покажите, как он пашет. Тогда мы всем селом в комсомол пойдем. Согласны?
К Феде подсел старик с палкой.
— Беда у меня, сынок. Сосед Фильшин на станцию поехал, взял у меня штаны почти новые. Неделя прошла, а его нету. Сам-то он, черт с ним, мне бы штаны выручить. Не видел его там?
— Нет, не видел, дедушка!
— Скажи ты, пожалуйста! — развел руками старик. — Пропали штаны!
Теперь вопросы сыпались, как горох из мешка.
— Где купить хомут?
— Когда будет мировая революция?
— Золотые деньги отменят или нет?
— Почему звезды с неба падают?
— Кто такая пролетария?
Митя и Федя терпеливо и долго отвечали, иногда им помогала учительница Гречко. После ответов Федя громко спросил:
— Ну, кто будет записываться в комсомол?
— Погоди ты со своим комсомолом!
В проходе между партами, расталкивая столпившихся односельчан, появился Петухов. Не доходя до стола нескольких шагов, он остановился. «И правда, китайские пельмени», — подумал Федя, увидев большие оттопыренные уши лавочника. Петухов не был похож на деревенских богатеев, каких рисуют в газетах. Он совсем не толстый, без жилетки, на нем нет сапог с лакированными голенищами. Купец небольшого роста, сухопарый, в коротком поношенном пальто, брюки у него из грубого сукна, на ногах простые ичиги, борода маленькая, какая-то помятая. Нос у Петухова, как нос у председателя ревкома, такой же — вздернутый. И только уши господь бог отпустил ему сверх пайка, этим Петухов и отличался среди других… Но вот он повернулся к столу спиной.
— Мужики! — начал негромко лавочник. — Пошто сопляков слушаете?! Они же по молодости, по глупости большевистские сказки бают..
— Пой, ласточка, пой! — сказал Митя Мокин, вспомнив, что его самого угостили этой фразой в начале собрания.
Петухов даже не оглянулся.
— Я вам, мужики, покажу, чего большевики добиваются. Видите мою руку?
Над его взлохмаченной, начинающей седеть головой взметнулась жилистая рука.
— Пять пальцев и все разной величины. Большой короче всех — так всевышнему угодно. В крестьянстве так же устроено: один поболе, другой помене над землей поднялся. А большевики чего хотят? Уровнять всех, обрезать пальцы по суставчикам, чтобы выше самого короткого никто не был.
Левой ладонью Петухов шоркнул по пальцам правой, как бы срезая их.
— Какая же это жизнь, мужики, приходит? Никто не пойдет вверх. Большевики все равно обкарнают!
Он начал проталкиваться к своему месту. Анна Гречко крикнула ему вдогонку:
— Испугались, что богатых к ногтю?
Петухов вернулся, подошел вплотную к столу и сказал, не повышая голоса:
— Тебя приставили ребятишек учить, а не мужиков. Не прыгай выше этого, а то ноги сломаешь!
И снова полез в толпу. Председатель ревкома погрозил ему кулаком.
— Не пужай, Маркел Савельич! Я тут, вся власть на местах, могу и того!..
— Позвольте мне! — крикнул от окна Химоза. Он встал на скамью и все увидели его — чистенького, приглаженного. — Разве Маркел Савельевич пугал кого-нибудь? Нисколько. Вспомните русскую пословицу: «Яйца курицу не учат». А здесь, на собрании, яйца поучают куриц. Комсомольцы агитируют за новую жизнь, хотя сами ничего в ней не смыслят. Но вот перед вами только что говорил Маркел Савельевич, человек, умудренный житейским опытом, а не молокосос. Он на пальцах убедительно объяснил вам суть программы большевистской партии по крестьянскому вопросу. Лучше этого не скажешь. Можно только добавить: большевики и при урожае голод сделают. Зачем же говорить, что товарищ… э-э… гражданин Петухов кого-то пугал. Он сказал чистейшую правду… Что же касается докладов, то это был бред неграмотных людей, они же совершенно не знакомы с теорией..