— Обойдите всех комсомольцев и предупредите их об этом, — строго наказал Блохин. — Ну, а как в деревне погостили? Да вы садитесь!
Митя и Федя подробно рассказали о собрании в школе, о людях, которых удалось запомнить. Поведение Химозы больше всего заинтересовало Блохина.
— С этим типом нам еще придется встретиться не раз! — Блохин посмотрел на часы. — Ступайте, ребята!..
— Уснуть бы часок, — сказал, потягиваясь и позевывая, Федя, — ночь-то мы на разъезде, да на тормозе провели в обнимку с холодом.
Митя подтолкнул его в спину.
— Иди без разговорчиков! После мировой революции отоспимся!..
Никогда Костя не собирался в школу так, как в этот раз. Опоясался ремнем поверх пальто, справа от медной бляхи надел подсумок с несколькими обоймами патронов. Прикрепил к шапке найденную на станции красную звездочку. Винтовку взял «на ремень», левой рукой подхватил связку учебников. Мать молча наблюдала за его сборами, проводила до калитки и прошептала: «С богом!»
У соседних ворот, как всегда в такую пору, стояла Вера Горяева в потрепанной материнской курмушке.
— Ой, Костя! — восторженно вскрикнула она. — Ты как настоящий солдат!
Костя чувствовал себя совсем взрослым и не знал, о чем сейчас говорить с Верой. Так и шли молча. На мосту к ним присоединились Ленька Индеец, Кузя и Пронька.
— Тяжелая? — спросил сразу же Ленька, притрагиваясь к винтовке.
— Да нет! — как бы между прочим ответил Костя. — Всего одиннадцать фунтов с четвертью!
И, явно щеголяя приобретенными военными знаниями, сообщил о длине винтовки со штыком и без штыка. Это произвело впечатление. Больше всех из окружавших Костю переживал Ленька Индеец. Будь ему шестнадцать лет, а не пятнадцать, да еще неполных, он теперь шагал бы рядом с Костей, а в школе, напуская на себя важность, рассказывал бы о тяготах военного обучения…
Еще до звонка все ученики и учителя узнали, что комсомольцы школы, — а их набирается целый десяток — явились на занятия с винтовками. В восьмом классе было четыре члена РКСМ. Они заняли две последние парты, поменявшись местами с другими учениками.
На первый урок прибежал возмущенный Химоза.
— Это что такое? — накинулся он на Костю, указывая на стоявшую в углу винтовку.
Костя за партой отвечал, как на уроке:
— Это, Геннадий Аркадьевич, русская трехлинейная винтовка, образца 1891 года, системы инженера Мосина!
— Не валяйте дурака, Кравченко! — Пенсне у Химозы слетело с переносицы и закачалось на шнурочке. — Я сам вижу, что это не черепаха! Почему вы с оружием?
— Мы, комсомольцы, бойцы части особого назначения!
— Здесь вы только ученики, и никто больше! — закричал Химоза, суетясь в проходе между партами. — Уберите отсюда винтовки!
— Нас учат, что мы везде бойцы! — как можно мягче произнес Костя.
— В комсомоле вас только учат грубить учителям!
Подпрыгивающей походкой Химоза выскочил из класса. Все ждали, что теперь придет директор, но он не приходил, не возвращался и Химоза. В кабинете директора состоялся горячий разговор.
— Александр Федорович, — задыхался в гневе Химоза, — я требую удалить из класса вооруженных комсомольцев, у нас школа, а не казарма!
Директор старался говорить спокойно:
— Мне объяснили, что иногда и школа может превращаться в казарму. Так угодно властям!
Химоза кричал:
— Тряпка вы, а не директор! Политической ситуации не понимаете! Если сегодня Кравченко на своем настоит, комсомольское влияние в школе быстрее чумы распространится…
— Я понимаю, но сил и прав не имею! — директор развел руками.
— Не все вы понимаете! — Химоза подскочил к столу. — Этот Кравченко зареченскими парнишками верховодил, в босоногой команде за старшего был. Подростки за ним и теперь табуном ходят, он может повернуть их куда хочет… Кравченко у нас из-под носа старшеклассников в комсомол уведет. Ему бы крылья обрезать, а вы…
Директор зажал ладонями уши.
— Перестаньте!.. Я уже сказал, что ни сил, ни прав не имею!
— Ах так! — Химоза бросил на стол классный журнал. — Я член партии социалистов-революционеров. Мы живем в Дэ-вэ-эр, и я придерживаюсь другого мнения. Я отказываюсь вести урок!
Действительно урок химии в восьмом классе не состоялся. Другие учителя к комсомольцам не придирались. Во время перемен ребята поочередно оставались у винтовок, отвечать к доске выходили с подсумками на школьном ремне.
Тревога началась в конце дня, когда в восьмом классе на последнем уроке знакомились с творчеством Гоголя. Заслышав гудок, комсомольцы переглянулись и, как по команде, встали, откинув с легким шумом крышки парт.
— Лидия Ивановна, мы должны идти! — сказал Костя.
В классе повисла настороженная тишина. Вой деповского прерывистого гудка разносился над поселком, его только и было слышно. Учительница, казалось, застыла у стола. Ее тонкие, сухие губы сжаты, взгляд остановился на винтовках. О чем она думает? Это не первый случай, когда Лидия Ивановна видела юношей, уходящих из школы навстречу опасности. На ее глазах в 1918 и 1919 годах распадались целые классы: одни ученики бросали книжки и тетради, брали в руки винтовки и уходили в отряды Красной гвардии или красных партизан; другие надевали на себя гимнастерки с погонами белой армии. Она сейчас не знает, куда пойдут по зову гудка ее ученики-комсомольцы, угрожает ли им опасность. Но они пойдут с оружием в руках потому, что где-то недалеко от поселка появилась банда…
— Идите! — твердо сказала Лидия Ивановна. — Помните задание на дом: прочесть отрывок из «Тараса Бульбы».