Более обстоятельную речь произнес Ленька. Она была первой в его жизни и очень удивила жителей Заречья. Давно ли сын смазчика Карасева бегал босиком, играл в бабки и лапту, лазил в чужие огороды, а сейчас как взрослый говорит о серьезных делах.
Ленька только что вернулся из школы, поэтому поехал с Васюркой в своем обтрепанном японском кителе, казачьей фуражке и новых ичигах. Речь, написанную Костей Кравченко, он выучил заранее, но, увидев перед собой людей, оробел. С минуту не знал, что сказать, потом заговорил громко и спокойно. Слушали его с большим вниманием. Как же, Ленька — и вдруг такая речь! Машинист Храпчук стоял в толпе среди соседей и, кивая на оратора, тихонько говорил:
— Был Ленька, да весь вышел! После революции это — комсомолец, государственная башка. Как толкует, как толкует, чертенок!..
Ленька выкрикивал с телеги:
— Что я вам скажу… Друзья познаются в беде. Не забывайте, что в первой половине этого года Совроссия из своих скромных запасов выкроила по-братски для Дальневосточной республики…
Цифры он знал наизусть.
— Хлеба 74 тысячи пудов, соли 7800 пудов, овса 11 216 пудов. Разве мы теперь не поможем России? Поможем!..
Костя и Вера ходили по избам. По совету Блохина, они рекомендовали всем побывать на фотовыставке в нардоме, объясняли, что комитет помгола принимает не только продукты, но также золотые и серебряные вещи, их продадут и на вырученные деньги купят в деревне хлеб. Вера заносила в подписной лист фамилии, а Костя складывал в железную коробочку серьги, брошки, кольца.
Шла неделя сухаря…
В то сентябрьское солнечное утро Андрей Котельников шел по улице Осиновки без фуражки. Рана на голове заживала медленно. Хотя он и поднялся с постели, но повязку еще носил, по ней секретаря сельской ячейки узнавали издалека.
Из ворот петуховского дома выглянул Мизинчик и крикнул:
— Эй ты, большевистский выродок, скажи своим комсомольцам, чтобы по ночам во дворах не шарили, а то…
— А то что? — остановился Андрей.
Мизинчик презрительно сплюнул сквозь зубы.
— Ежели родитель мой голову тебе только проломил, то я ее совсем оторву и собакам брошу!
— Стоял бы ты в огороде да пугал воробьев, а мы не из пугливых, — огрызнулся Андрей и, не оглядываясь, свернул в переулок.
Еще вчера он вместе с Анной начал писать отчет о работе ячейки. Уком комсомола прислал вопросник, на который надо было дать ответы. Анна уже ждала Андрея, разбирая за столом какие-то бумаги.
— Садись! Следующий вопрос: сколько и чего собрано в пользу голодающих? Ты подсчитал?
Андрей посмотрел на свои записи.
— 73 пуда и 7 фунтов хлеба разного в зерне!
— Маловато! — сказала Анна, откладывая в сторону ручку. — Надо общую сходку собирать, еще поагитировать!
— Прибавь 68 пудиков урожая с комсомольской десятины, наш хлеб тоже в Россию пойдет, а мужиков агитировать боязно. — Андрей обеими руками потрогал перевязанную голову. — Перегнули мы вчера палку!..
Прошлой ночью вооруженные винтовками комсомольцы действительно пошарили по дворам и огородам односельчанам. Ячейке было известно, что многие жители гонят самогон. Предревкома Герасим, как он сам выразился, благословил комсомольцев на борьбу с зеленым змием. Отбиваясь от злых собак и вступая в перебранки с хозяевами, комсомольцы обыскали бани и сараи. Самогонные аппараты ломали кольями и прикладами винтовок. Барду, приготовленную для перегонки, вываливали на землю. Посуду, наполненную самогоном, разбивали вдребезги. У Петуховых не нашли ничего ни в бане, ни в амбаре, ни в погребе, а ведь всей деревне известно, что после ареста самого купца самогоноварением занимается Мизинчик, его продукция продается даже на станции. Кто-то предложил сделать обыск на мельнице. Герасим послал туда двух комсомольцев, но они вернулись ни с чем. Все это и беспокоило Андрея, однако Анна не соглашалась с ним.
— Ну и пусть перегнули палку. Бог нас не накажет, мы неверующие, а революция простит!
Она обмакнула перо в чернильницу.
— Что дальше писать?
Дальше писать не пришлось. Двери распахнулись настежь, на пороге появился улыбающийся Митя Мокин.
— Здорово, братва!
Ручка покатилась со стола, воткнулась пером в половицу. Андрей нагнулся за ней, увидел, что Анна ногой уронила табурет, рванулся к двери. «Сейчас повиснет на шее кочегара», — подумал Андрей. Но Анна только протянула гостю руку. Митя сразу покраснел и начал объяснять, почему он здесь оказался.
— Как прошла неделя сухаря? Меня уком к вам послал!
Он говорил что-то еще, забыв освободить из своих широченных ладоней маленькую руку Анны. Так они и подошли вместе к столу. Митя сел, расстегнул верхнюю пуговицу гимнастерки: ему вдруг стало жарко. Анна успела отметить про себя, что он сильно загорел, похудел и даже будто стал выше ростом. Но он все такой же простой, немного угловатый, с добрыми глазами, с теплой улыбкой!
— Хлебушко собрали? — начал Митя деловой разговор.
Ему рассказали, что собранное зерно лежит в бывшем поповском амбаре и охраняется комсомольцами, не забыли и о ночном походе по дворам. К удивлению Андрея, член укома Митя одобрил разгром самогонных аппаратов.
— Голодающие спасибо вам скажут, а что перегнули самую малость — это ничего, исправим ваш промах.
У Мити уже созрел план действий. Андрей и Анна сейчас же начнут обход деревни с двух концов и пригласят в клуб всех, у кого нашли самогонные аппараты.
— Скажите, что вызывает представитель из уезда. Я с ними поговорю!
— Мы палку перегнули, а ты ее сломать хочешь? — спросил Андрей.