С отцами вместе - Страница 41


К оглавлению

41

Японцы охотно приняли зареченскую группу в число возчиков. Сперва травяной мешок с рисом положили на сани Индейца, за ним подошел Костя. Вместе они и повезли рис. Как и говорил Кравченко, на тормозе одной из теплушек ребята увидели Горяева, стоявшего с масленкой и молотком. А на следующем пути дымил маневровый паровоз. По сигналу Горяева машинист Храпчук с шумом и свистом выпустил из «компашки» клубы пара, все вокруг оказалось в белом тумане. Костя тотчас же юркнул с санями под теплушку. Когда пар рассеялся, Индеец был уже около часового. Обратно Ленька возвращался по той же дороге. Завидев его, Костя вынырнул из-под теплушки с пустыми санями. Ребята побежали к вагону с рисом. Их операцию в точности повторили Пронька и Кузя.

После того, как под теплушки были увезены четыре мешка, Горяев спустился с тормоза, поковырял в колесной буксе и сказал подошедшему Косте:

— Валяйте домой!

В эту минуту Храпчук погнал куда-то «компашку». Зареченские доставили на склад по мешку и, не дожидаясь от японцев обещанной награды, съехали мимо часового вниз, к станции.

Глава двадцать первая
Лидия Ивановна

Через два дня бронепоезд «Усмиритель» увез в Читу семерых железнодорожников. Никто не знал, в чем их обвиняют. Машинист Храпчук, дежуря на «компашке» ночью, слышал крики и стоны, доносившиеся сквозь забетонированные стены серых вагонов.

По поселку поползли слухи. Говорили, что бронепоезд скоро вернется, каратели будут арестовывать всех, кто при советской власти ходил на митинги или пел революционные песни.

Лидия Ивановна была спрятана в надежной квартире в поселке Чертов угол. Усатый предложил старому Кравченко отправить учительницу в безопасное место — к Матросу и его товарищам. Но мужчины не должны сейчас показываться в лесу, чтобы не вызывать подозрений у семеновцев и японцев. Нужно переправить Лидию Ивановну в тайгу с помощью детей. Это придумали Кравченко и Хохряков.

В воскресенье рано утром Хохряков запряг своего гнедого коня. В сани положил побольше сена, чтобы удобнее было ехать. На подводу сели Эдисон и Васюрка, оба в ушанках, в больших отцовских шубах и огромных валенках. На прощанье Хохряков еще раз сказал ребятам, как они должны вести себя в пути, и подал вожжи Эдисону.

— Трогай, изобретатель!

В открытом поле в лицо ударил сильный леденящий ветер. Эдисон сел в санях боком, прячась в воротник. Васюрка лег ничком в сено. Около старой скотобойни они свернули с дороги, съехали на озеро и остановились под обрывистым берегом. Васюрка, заложив пальцы в рот, три раза свистнул. Из полуразрушенного здания бойни тотчас же вышел мужчина и быстро направился к подводе.

— Дядя Филя идет! — сказал Эдисон, пританцовывая на льду.

— Здорово, хлопчики! — громко приветствовал солдат. — Все ли благополучно?

— Все в порядке, дядя Филя, — ответил Васюрка, — только у тебя на усах сосульки.

Дядя Филя пошевелил губами, словно хотел сбросить с прокопченных усов ледяшки, и сказал:

— Мы ночью сюда пришли. Мороз — что надо!

Он снял мохнатую рукавицу и помахал ею.

Через несколько минут подошла сильно укутанная женщина. Она откинула на плечи шаль, и бывшие школьники узнали свою учительницу.

— Здравствуйте, Лидия Ивановна! — почти одновременно поздоровались Эдисон и Васюрка.

— Здравствуйте! — Учительница пригляделась к ним. — Это Лежанкин, а это Чураков, кажется?

Лидию Ивановну усадили в сани и до самых плеч завалили сеном. Васюрка теперь устроился рядом с Эдисоном.

— Через перешеек езжайте, здесь людей меньше! — напутствовал дядя Филя.

Выбрались на дорогу. Заскрипели полозья. Гнедко бежал резво, забрасывая Эдисона комками спрессованного дорожного снега.

— А дорогу вы знаете? — спросила Лидия Ивановна.

— Знаем! — в один голос откликнулись ребята.

— Народ вы бывалый, да не учитесь — вот что худо! Как жалко, что ты, Лежанкин, исключен из школы, я очень за тебя переживаю. И ты, Чураков, не ходишь. Слыхала я, нужда вашу семью задавила! Учиться надо, ребятки, — говорила Лидия Ивановна. — Вы будете жить в интересное время!

— А вы разве не будете? — спросил Васюрка.

— Я? Не знаю, доведется ли. Годы свое берут, да и время тревожное. Одно твердо могу вам сказать — вас ждет чудесное будущее, много за это крови пролито в России. Народ своего добьется, вы еще будете учиться. А сейчас бороться надо.

— Лидия Ивановна, выходит, что вы Новый год в лесу встретите?

Учительница вздохнула.

— Скорее всего, в тайге, ребятки! Подумать только, наступает 1919 год. А давно ли… По-разному мне приходилось встречать Новый год, по-разному. Вот помню…

Шурка, слушая, склонился к учительнице. Боясь помешать рассказу, он перестал покрикивать на коня и только изредка подергивал вожжами. Конь быстро понял, что им управляет неопытный возница, и с рыси перешел на шаг…

Много лет тому назад в новогоднюю ночь на одной из окраинных улиц старого Петербурга под уличным фонарем стояла девушка. В руках она держала небольшую корзинку. В корзинке лежал динамит. Его надо было передать одному студенту для подпольщиков, которые делали бомбы. Свидание со студентом было назначено на 12 часов, когда в домах и лачугах огромного города поднимут хрустальные бокалы, простые рюмки и железные кружки с вином. В этот час на улицах не будет лишних свидетелей… Но прошло пять минут, десять, а студент не появлялся. Вдруг из-за угла вынырнул городовой. «С Новым годом, барышня!» — сказал он и даже честь отдал, а потом предложил следовать за ним в полицейский участок. Вошли на мост. По нему на всех парусах мчался навстречу опоздавший студент. Увидев девушку рядом с городовым, он сразу смекнул, в чем дело, представился пьяным, бухнулся под ноги фараону и свалил его. Девушка с корзинкой бросилась наутек. На мосту завязалась борьба. Фараон оказался сильным, заломил студенту руки и привел его в участок. Прямых улик у полиции не было, но за нападение на царского слугу студента исключили из университета и посадили в тюрьму.

41