Вера вздохнула.
— Страшновато записываться… Бабушка Аничиха говорит, что на всех комсомольцах антихрист свою печать ставит.
— Ой! — вскрикнул Ленька Индеец, ударяя себя по лбу. — Чуть-чуть не забыл! Сегодня же в нардоме собрание всей молодежи. Пойдем, ребята?
— Ты-то куда собираешься? — удивился Костя. — Вот мы с Верой в восьмом классе, нам по шестнадцать стукнуло, Васюрке — тоже, а тебе и полных пятнадцати нет.
— Ишь ты, какой красивый! — обиделся Ленька, застегивая китель на все пуговицы. — Проньке и Кузе тоже полных пятнадцати нет, а их записали в соучраб. Химоза сказал, что семиклассникам можно приходить!
Первым с завалинки поднялся Васюрка.
— Я после работы еще ничего не шамал… В нардом все вместе пойдем!
Он направился к воротам. Ленька поднял с земли связку книг и пошел следом. Хлопнула калитка.
Костя огляделся, пригладил пятерней вихор, взял с подоконника цветок и протянул его Вере.
— Ой, Костя! Откуда у тебя ургуйка? Разве сейчас весна?
Костя почувствовал, что уши у него полыхают огнем.
Пронька и Кузя не пришли из школы. Не дождавшись их, Вера, Костя и Васюрка отправились в народный дом. Ленька Индеец, боясь, что ребята не возьмут его с собой, убежал туда раньше.
Собираясь на первое в жизни собрание молодежи, зареченцы принарядились, как могли.
Васюрка надел оставшиеся после смерти отца черную шляпу и светлый чесучовый пиджак. Праздничных брюк и сапог в семье Чураковых не было, пришлось обойтись старыми, в которых Васюрка ходил на работу. Для пущей важности он прихватил отцовскую деревянную трость с головой дракона вместо ручки.
Костя нарядился в кондукторскую фуражку, специально для него укороченный форменный казакин, в сшитые матерью штаны из холщового мешка и в большущие американские ботинки. Их подошвы были окованы железом. Дома эти ботинки называли кандалами: они весили восемь фунтов.
Перетянутый ремнем долговязый Костя казался еще выше. Мать, закрывая за ним калитку, подумала: «Вот вымахал, того и гляди ветер сломает его пополам»…
Вера была в ситцевом платье. На ее худенькие плечи наброшена старая курмушка, на ногах белые, домашней вязки шерстяные чулки и чирки с цветными шнурками. Голову ее украшала уже успевшая немного завянуть ургуйка. Увидев цветок, Васюрка покосился на Костю, но ничего не сказал…
В широких окнах нардома тускло мерцали огни, из форточек на улицу вырывались звуки вальса «На сопках Маньчжурии».
— Это струнный оркестр нашей школы наяривает! — сказал Костя, прислушиваясь.
Молодежи собралось много, везде было шумно. Зареченские остановились в коридоре, чтобы оглядеться.
Перед входом в зрительный зал висел, написанный химическими чернилами на склеенных тетрадных обложках, лозунг: «Хочешь быть культурным — запишись в соучраб».
Васюрка прочел вслух, пожевал толстыми губами.
— Попадись к ним в сети — не выберешься!
Из комнаты заведующего нардомом вышли два парня. Один из них держал в руке молоток, а зубами зажимал несколько небольших гвоздей. Другой нес лист старой фанеры, на котором обычно сообщалось о спектаклях драмкружка. Молодежь расступилась, пропуская парней. Васюрка сообщил своим товарищам:
— Вот тот здоровый, с молотком — это Митя Мокин, вождь комсомола. Ух и сильный! Одного ударит — пятеро падают! Он кочегаром на паровозе работает. А второй, чернявый — слесарь, его зовут Федя-большевичок.
— Почему большевичок? — удивился Костя.
— Он в партизанском отряде был! У него привычка такая — как начнет речь говорить, так — обязательно скажет: «Мы — большевики»…
Парни прибили лист фанеры. С него глядели слова, написанные желтой охрой:
...«Товарищи ученики, пролетарии!
Знайте же, что с вами учатся и те, которые мечтают и грезят наяву о юнкерской плеточке, о светлых офицерских погонах.
Прежде чем вступить в соучраб, подумайте, куда вы идете и с кем вы будете вместе!
Ваше место в комсомоле!»
— Эх, а Пронька и Кузя записались в этот соучраб! — всполошился Костя.
— Ничего, мы их за уши вытащим, — успокоил Васюрка.
В фойе заиграл оркестр. Ребята пошли туда и остановились в углу около печки. Просторная комната казалась мрачной оттого, что не хватало света. Небольшая лампа, укрепленная на стене, светила только оркестру, а танцующие пары плавали в полумраке.
— Смотрите, вон Кузя! — Васюрка указал тростью на середину круга.
Кузя держал за руку белокурую старшеклассницу и старательно выделывал па. Ученица, как видно, была более опытным танцором, она все время что-то объясняла Кузе. Вот пара приблизилась, стало слышно, как ученица подпевает в такт танца:
Падеспань — это простенький танец,
Его очень легко танцевать!..
— Рыжий! — закричал Васюрка и помахал шапкой.
Узнав своих, Кузя заулыбался, затряс головой — дескать, не могу бросить барышню — и потерялся среди танцующих.
Вера заметила Проньку. С танцем у него не ладилось, он неуклюже прыгал около хохочущей партнерши, наступал ей на ноги своими ичигами. Когда его окликнули, он с радостью бросил партнершу и выскочил из круга.
— Невежа! — крикнула она вдогонку.
— Чем вы тут занимаетесь? — строго спросил Костя Проньку.
А Вера добавила:
— Дома отец и мать с ног сбились, ищут его, а он, на тебе, прыгает как козел!
Смущенный Пронька вытер рукавом потное лицо.
— Кузя меня сманил. Давай, говорит, запишемся, пускай наши позавидуют, что мы раньше их успели.