— Зажечь? — Директор откинулся на спинку кресла. — В таких делах я вам не помощник… Дэ-вэ-эр, конечно, это хорошо, но, сами видите, коммунисты забрали большую силу. Еще с места попросят, скажут, что я нелояльно настроен. Нет, нет!..
— Вы жалкий трус! — вскипел Химоза, вскакивая с кресла. — Мы же имели в виду превратить соучраб в секцию молодежи при партии социалистов-революционеров. Я так надеялся на вас, Александр Федорович!
Директор передвинул на столе пресс-папье, закрыл чернильницу медной крышкой.
— Вы, конечно, помните священнослужителя отца Филарета… Умная голова! Собираясь бежать в Харбин, он говорил: «Времена меняются, надо другие молитвы читать». На меня особенно не рассчитывайте, Геннадий Аркадьевич!
Химоза снял пенсне и начал протирать их носовым платком.
— Уважаемый Александр Федорович! Девиз нашей партии — «В борьбе обретешь ты право свое». Как вам угодно, а я не складываю оружия!
Не прощаясь, он выбежал из кабинета, пенсне его раскачивалось на шнурочке.
Возвращаясь из школы домой, Костя и Вера по установившейся с детства привычке завернули к зданию вокзала… Буфет пустовал. В шкафу за стеклом были выставлены кедровые орехи в газетных кулечках, небольшой берестовый туесок с переспелой брусникой. Прошли по коридору.
— Помнишь, Вера, в билетной кассе помещался чехословацкий комендант, напротив японский, а в этой…
Из комнаты, в которой когда-то располагался семеновский комендант, вышел Блохин.
— Босоногая команда пришла! — узнал он школьников. — Ну, как у вас там после вчерашнего тарарама?
Костя сказал, что Кикадзе учиняет допросы, а Химоза ходит мрачнее тучи.
— Ничего, на сердитых воду возят, — засмеялся Блохин. — А вы скоро станете комсомольцами?
— Вот собираемся вместе, — ответил Костя, почему-то краснея.
— Быстрее собирайтесь! — подбодрил Блохин.
Он свернул в комнату дежурного по станции, а Костя и Вера открыли дверь к техническим конторщикам. Здесь иногда ученикам давали старые канцелярские книги с чистыми оборотными страницами. Ребята делали из них хорошие тетради…
При выходе из вокзала на перрон Костя и Вера столкнулись с незнакомым парнем лет семнадцати. Он был в шапке-ушанке, английском зеленом френче и старых ичигах, из прорванных носков которых торчали соломенные подстилки.
— Слышь-ка, поди сюда! — позвал незнакомец Костю, отошел к станционному колоколу и начал рыться в одном из карманов френча…
Такие френчи Костя видел не раз. Как они попали сюда, за Байкал? Шили их где-то в Англии солдатам королевской армии, но адмирал Колчак, царствовавший в Сибири, выпросил у англичан обмундирование для своего разношерстного войска. В нем и отступали колчаковцы на восток. Кто-то из солдат перешел в этом френче к красным. Или какой-нибудь голодный колчаковец променял его в деревне на буханку хлеба, а то и на котелок картошки. А может быть, просто бросил на военной дороге…
Парень достал сложенный вчетверо листок, протянул его Косте, но сейчас же отдернул руку назад.
— А вы кто будете? Комсомольцы?
— Нет еще! — сказал Костя.
— Тогда я с вами в бабки не играю! — парень вздохнул. — Мне бы кого из комсомола!
— Да ты не бойся! — успокаивала его Вера. — Мы вчера в нардоме поднимали руки за комсомол!
Повертев бумажку, парень нерешительно подал ее Косте.
— Прочитай!.. Видишь, какая штука. Порешили у нас в деревне отправить меня на станцию с письменным отношением. Отец, как узнал — начал ругать на чем свет стоит, обещал вожжами отстегать. Я ночью убежал на разъезд и сюда пехтурой 27 верст тащился. Денег на билет нету, собрали на один конец. Вот обратно барином поеду!..
Костя развернул листок и держал его так, чтобы Вера тоже могла читать…
...«…Мы по силе своей стали воедино, организовали кружок молодежи. Посылаем к вам человека, сознаем, что он не знаком с новым строем жизни, также и мы не ознакомились, поэтому, товарищи, просим разъяснить все ему. Также не откажитесь поделиться с нами инструкцией и разными информациями…»
— Комсомол помещается в библиотеке, — охотно объяснил Костя. — Сразу за вокзалом дорога идет и гору, увидишь горелые столбы — это партизаны японский склад в прошлом году сожгли, за столбами будет длинный барак, за ним библиотека…
— Сам я не найду! — признался парень. — Мне бы главного повидать, я с пустыми руками не могу обратно двинуть.
Костя вернул ему бумажку.
— За главного в комсомоле кочегар Митя Мокин, но он, однако, в поездке… Погоди, есть еще Федя-большевичок!..
— Слышь-ка, — попросил парень, — веди меня к этому большевику, дело верное!
По дороге в депо Костя и Вера узнали, что приезжего из деревни зовут Андреем Котельниковым.
На кухне, около курятника, стоял маленький сундучок с ручкой. Значит, приехал отец. Младшие братишки и сестренки, привыкшие к тому, что Тимофей Ефимович всегда привозит подарки от «зайчиков», бегали с кусочками серого хлеба.
— Эх, у нас-то овсянка! — наперебой хвастали они Косте, не понимая, что овсяный хлеб появился не как щедрость и богатство новой власти, а как признак ее большой бедности. Костя догадался: отец сопровождал воинский эшелон, и народоармейцы выдали ему паек. Армия. Дэ-вэ-эр не всегда имела пшеничный или ржаной хлеб, вот теперь она довольствуется овсяным. Он крошится и разваливается от малейшего к нему прикосновения.
В комнате разговаривали двое. «Папа и Храпчук. Спорят, наверное». Костя пригладил ладонями волосы, вошел к старшим. Ему представилась много раз виденная сцена.