С отцами вместе - Страница 98

— Молодцы! Обдурили тюремное начальство! — восторженно крикнул один из бойцов, окружавших Храпчука. Старик на секунду умолк, оглядел своих слушателей и повел рассказ дальше…

— Далеко до Владивостока, а все-таки добрались до него. Там с подпольщиками связались, они Борису паспорт под другой фамилией раздобыли, и отправился парень в Японию. Свои у революционеров во всех странах найдутся, устроили его наборщиком в типографию. Но не терпится Борису, тянет домой — и баста. В 1907 году во Владивосток вернулся. Как раз военные моряки восстание подняли. Борис на один корабль, на другой. Речи горячие говорил, боевой дух у морячков поддерживал. Да силенок было маловато. Царевы слуги, чтобы их на том свете черти с луком съели, разгромили восстание. Что делать? Нашел Борис новую работу — устраивал побеги матросам, которых к расстрелу приговорили. Спас кое-кого от пули. Но полицейские ищейки след его унюхали, нашли, проклятые, и в кутузку посадили. Борис выдал себя за Григория Зубрицкого. Не на того, мол, напали, господа! Тогда жандармский полковник схитрить задумал — повез Бориса на Русский остров к арестованным матросам, они там в камере ждали смертной казни. Спрашивает полковник: «Вы знаете этого человека? Был он на вашем корабле?» Молчат матросы. Еще говорит полковник смертникам: «Кто подтвердит — будет помилован!» Замерло сердце у Бориса. Выдадут или нет? Нет, не выдали. Матросы смерть приняли, но рта не раскрыли… А в городе нашелся все-таки предатель, донес, что Григорий Зубрицкий — это и есть Борис Кларк. Обрадовался полковник. На Бориса ручные и ножные кандалы надели, повезли в арестантском вагоне в Читу, там, дескать, его опознают…

Теплушка дергается, стучит колесами. Костя старается представить себе арестантский вагон. Чоновцы у него превращаются в заключенных, среди них Борис Кларк. Он даже в кандалах задумал бежать. Еще раньше с воли была передана булка хлеба с двумя запеченными в ней стальными пилками. Пока другие заключенные отвлекали охрану песнями и плясками, Борис перепиливал кандалы и прутья оконной решетки. Молодой и смелый, он спрыгнул на ходу поезда в снег…

Открыв глаза, Костя в двери теплушки увидел мелькавшие лес и снег. На миг ему показалось, что вот сейчас только Борис выпрыгнул из вагона. Он будет шесть дней скитаться без теплой одежды. Потом его встретят китайцы, они накормят, оденут русского революционера и проводят до Владивостока. Борис поступит матросом на английский пароход, уплывет на нем в Австралию. В чужой стране он работает на железной дороге, сахарной плантации, молочной ферме. Там вступит в австралийскую социал-демократическую партию и станет выполнять ее задания. Косте так и хочется крикнуть на весь вагон: «Вот на кого надо быть похожим, вот о ком я напишу сочинение!» Но кричать нельзя. Весь взвод слушает Храпчука. Стучат колеса, завывает встречный ветер. Костя старается запомнить все-все. «Эх, если бы сейчас же записать рассказ. Я к Николаю Григорьевичу домой схожу, выпытаю побольше». И снова напряг слух. Старик говорил:

— В семнадцатом, как царя Николашку сбросили с престола, вернулся Борис на Родину и сразу начал работать слесарем в Читинском паровозном депо, вступил в Красную гвардию. На Даурском фронте бил семеновскую погань, командовал особой сотней. Сергей Лазо ему самые важные поручения давал: разведка в тылу противника, взрыв мостов. Везде успевал Кларк, его так и звали: «великий шнырь»…

— Где же он погиб? — спросил Костя.

Храпчук покачал головой.

— Такую жизнь пройти, в таких перепалках побывать и так подставить себя под пулю! Даже злость берет, да теперь ничего не сделаешь! Это, Костик, случилось осенью 1918 года. Тогда под Читой восстала сотня казаков. Борис и отправился к ним, с собой взял небольшую группу красногвардейцев. Он знал, что казаки были обмануты, хотел убедить их словом. Ну, подъехал к ним, начал разговор. А среди казаков был переодетый офицер, он и пальнул в упор. Упал Борис, да и не встал больше…

Некоторое время ехали молча, все были под впечатлением рассказа. Вдруг поезд замедлил ход и остановился.

— Выходи-и! — закричал Знова.

Теплушки быстро опустели. Паровоз потащил их дальше к разъезду. Куда же приехали? Костя огляделся… Справа, совсем рядом, гора, слева — крутой откос, под ним скованная льдом река, на том берегу лес, а за лесом виднеются горы. Верст двадцать от станции укатили. Такие места для военных занятий можно ближе найти. Васюрка тоже вертит головой во все стороны. Должно быть, думает о том же. Подошел Тимофей Ефимович, на его усах ледяные сосульки.

— Чего ворон ловите? Замерзли?

— Нет! — отвечает Костя, подпрыгивая.

— Какой там, нет! Нос-то посинел!

Отец советует: зажмите ноздри пальцами, дуйте в нос. И так несколько раз. Костя и Васюрка пробуют. И верно, нос отходит, становится теплее.

Передается негромкая команда спускаться с откоса. Бойцы, вспахивая ногами залежавшийся снег, скатываются в заросли тальника, выходят на гладь небольшой протоки. Лед здесь ровный, размети снежок — и готов каток. У Кости мысль: «Круговушку бы ребятишкам устроить».

Около кустов большая кочка, обросшая густой осокой. Трава осенью высохла и теперь покрывала кочку рыжей скатертью с длинными кистями. На нее поднялся Знова, вскинул руку. Люди перестали стряхивать с себя снег, прекратили разговоры.

— Товарищи! Банда, которая не дает нам покоя целую неделю, недалеко отсюда…

Костя и Васюрка все поняли. Вот они какие занятия. У бойцов посуровели лица, руки крепче сжали винтовки. Отряд не в строю, не было команды «смирно», но никто не шелохнется. Над протокой голос одного Зновы: