С отцами вместе - Страница 93

* * *

На рассвете Андрей Котельников вышел из дому, чтобы задать сена лошади. Спустился с крыльца, запорошенного снегом, и остановился. Что такое? Прислушался. Нет, слух не обманывает. Церковный колокол прозвенел раз, другой. Кто-то звонил тихонько, мягко, словно боялся разбудить деревню. Кто же это? Зачем звонит? И кто забрался в такое время на колокольню? Церковь должна быть закрыта. Вот снова запели два колокола… один глуше… другой звонче… Странные дела творятся нынче в Осиновке! Едва успели разобраться с огоньками в поповском доме — и вот уже, пожалуйте вам, ночной звон. Под валенками, подшитыми кожей, заскрипел снег. Андрей прошел через весь двор, поднялся по лестнице на сеновал. Отсюда видно все село. Круглый фонарь-луна освещал единственную улицу от края до края. Вон и церковь поблескивает куполами. Заглянуть бы сейчас на колокольню… Задумчивый Андрей рассеянно сбросил в скотный двор два навильника сена. Лошадь помотала головой, зафыркала. Сено захрустело на ее крепких зубах. «Пойду спать, утром выясним эту канитель»…

На крыльце обтрепанным веничком смел с валенок снег и опять прислушался. Колокольный звон ясно разносился в морозном воздухе. Андрей запахнул полушубок. К кому бежать? Учительница снова будет смеяться, председатель ревкома уехал на станцию… Андрей вышел за ворота. На улице ни души. Ни одно окно не подмигивает огоньком. Постучал в ставень вросшей в землю избушки. Капустин выбежал без шапки, в валенках на босу ногу, на плечах шинель внакидку.

— Андрей?!

— Колокольня что-то говорит… Послушай!

Притихли. Действительно, церковь разговаривала медными голосами. Призрачный звон плыл не то с неба, не то с земли, не то справа, не то слева. Будто звенел еле уловимо весь морозный воздух. Капустин почесал взлохмаченную голову.

— Церковный домовой, что ли?

— Надо проверить. Иди оболакайся! — сказал Андрей.

Капустин вернулся подпоясанный, с дробовым двухствольным ружьем. Испуганная жена только что сказала ему, что колокольный звон слышала и прошлой ночью. Бабы шептались об этом в лавке. Петухов поносил на чем свет стоит коммунистов, комсомольцев и госполитохрану. Зачем потревожили старый поповский дом? Бог этого не простит! Колокола не зря зазвонили сами. В деревню большое несчастье придет.

— Бога не боишься? — спросил Капустин, заряжая ружье.

Андрей засмеялся.

— Все равно на том свете в смоле кипеть!

Они медленно обошли церковную ограду. Ворота были закрыты. Пришлось перелезать. Постучали в церковную сторожку — никто не открывал и не откликался, Капустин несколько раз стукнул в дверь прикладом.

— Открывай, а то гранату в окно бросим!

Послышалось чье-то кряхтенье, загрохотал засов.

Сторож дед Ефим в одном белье трясся у порога.

— Что у тебя за звон по ночам? — набросился на него Андрей.

— Ей-богу, не знаю… Сам ни живой ни мертвый!

Капустин погрозил старику ружьем.

— Говори, кого пустил на колокольню? Ты уже по одному делу на подозрении, а теперь в другое влип. Кто там звонит?

Дед Ефим клялся, что ему ничего не известно. Его заставили одеться и пойти открывать церковь. По внутренней лестнице первым на колокольню полез Капустин, на всякий случай он взвел оба курка. Андрей шел следом, с топором, который прихватил в сторожке. Дед Ефим остался внизу.

На веревке, соединяющей колокола, сидел филин. Это и был таинственный звонарь. Переминаясь с ноги на ногу, птица натягивала веревку, вызывая звон. Капустин выстрелил, убитого филина принес деду Ефиму.

— Закопай свое оправдание.

Домой шли со спокойной душой. На охотников за «домовыми» с неба глядела бледная от бессонницы луна, а на земле их провожали лаем дворовые собаки, разбуженные снежным скрипом на тихой улице. У старой избушки попрощались. Капустин сказал:

— Хорошо, что в госполитохрану не заявили… Прейс накрутил бы нам хвост за то, что панику разводим.

Андрей думал о другом:

«Как бы Петухов не узнал, да этот… со станции, со стеклышками на шнурочке. Смеяться будут…»

* * *

Председатель ревкома привез со станции шесть винтовок и две цинковые коробки патронов. По совету Прейса, оружие выдал на руки. Одну винтовку председатель оставил себе, остальные ночью вручил Капустину, Андрею Котельникову, Анне Гречко и еще двум комсомольцам. Больше всех обрадовался Капустин. Он любовно оглядел трехлинейку, подмигнул председателю.

— Дробовик хорош филинов бить, а для «белой птицы» винторез нужен!

Андрей Котельников свою винтовку спрятал на сеновале, подальше от батькиного глаза. Учительнице досталась легкая, кавалерийская. Дома Анна сейчас же вычистила и смазала винтовку, завернула ее в тряпку и положила под матрац.

На другой день Анна Васильевна задержалась в классе: хотела засветло проверить ученические тетради. Вышла из школы уже в сумерки. Над сопками полыхал зимний закат, обещая назавтра ветренный день. Учительница, подрумяненная морозцем, шла по улице, размахивая руками в белых шерстяных варежках и отвечая на поклоны прохожих. Неожиданно вечерняя тишина раскололась колокольным звоном. Удары были сильные, раздавались через короткие промежутки. «В будний день ведь не звонят!» Анна Васильевна обернулась на церковь, видневшуюся за большим петуховским домом. У ворот побеленной избушки стояла какая-то старуха в большом клетчатом платке. Увидев учительницу, она засеменила к дороге.

— Слышишь, благовест! Прогневили вы, комсомолы, господа бога, погибели на вас нет!

Не слушая старушечьего причитания, Анна пошла дальше. С кем-то надо поговорить о колокольном звоне. Ближе всего с Котельниковым. Но в их доме Анна не бывает. Хозяин называет ее вертихвосткой и всем говорит, что «учителка затянула моего парня в этот чертов комсомол». До председателя ревкома далеко. Придется заглянуть к Капустину…